Многие
источники подчеркивают исключительную патриархальную солидарность жителей
Дайбабе. Здесь было принято всё делать сообща: строить дома и дороги, пахать, убирать урожай, пасти и забивать скот, стричь овец… Естественно, что и беду
встречали сообща и праздники гуляли всем селом. Не удивительно, что все жители
стали активно помогать Симеону (Поповичу) в строительстве Дайбабского монастыря.
О своей встрече с о. Симеоном писал в своей книге "У синя моря" (1898) князь Дмитрий Голицин (Муравлин).
|
О. Симеон (Попович)
|
Отец Симеон - совсем замечательная личность, истинно святой человек, лет пятидесяти, но моложавый в такой степени, что кажется тридцатилетним. В былое время, будучи мирянином, он и с турками сражался и в Париже побывал, но затем почувствовал сильное влечение к иноческой жизни, долго жил в монастырях Вранины и Острога, подвергая себя всевозможным лишениям. Теперь, он собственноручно роет себе келью в скале, недалеко от Подгорицы. Цель его жизни, выстроить, камень за камнем, около этой кельи маленькую церковь. В Черногории, благодаря энергии таких лиц выростают храмы божии по лицу земли родной. Не из лепты трудовой, а из неустанного труда выростают они, Господним урожаем на благодарной ниве искренняго православия. Много лет придется еще потрудится отцу Симеону, но я надеюсь, что добрые люди придут к нему на помощь (в настоящее время, когда я пишу эти строки, начало уже положено; собрано более пятидесяти образов и много разных предметов церковнаго обихода, которые будут мною отправлены в Черногорию, для отца Симеона и Белошанской церкви, едва представится возможность сделать это при условиях, обеспечивающих благополучный транзит через Австрию).<...>
Более очаровательной личности, нежели отец Симеон, я никогда не встречал. От него веет безграничною душевною чистотой и той евангельскою простотою, которая составляет главное обаяние нашего отца Иоанна Кронштадтского. Взгляд его проникнут глубокою добротой, светит тихой лаской, радует и утешает. <...>
Отец Симеон, с чарующей простотою, рассказывает нам о стычках с турками, в которых он, под Баром, познал ужасы войны. Война - одна из многочисленных граней его прошлаго. И он, как истый черногорец, говорит о ней без нотки осуждения, признавая её естественным и необходимым злом. <...>
Отец Симеон придерживается исключительно постной пищи и весело смотрит на то, как мы едим баранину. <...> ... солнце безпощадно светит вдоль пути горячими полосами раскаленного воздуха. На отца Симеона смотреть больно: его черный клобук так и поглощает зной и не защищает взгляда. Но он находит, что все это очень хорошо, ласково улыбается и весело повествует о своих путешествиях. Побывал он в Иерусалиме, в Египте, на Афоне, хорошо знаком с Европой и обо всем том, что видел, сохранил только хорошие воспоминания. подобными людьми создаются свет и любовь на земле. <...>
|
Дмитрий Голицин (Муравлин)
|
В деревне Богетичи, мы останавливаемся не надолго, а в полуверсте от этого села покидает нас отец Симеон. Он идет в Острог, чтобы вместе с игуменом, отцом Петронием, позаботиться об устройстве нам дружеской встречи. Так он решил, и отговорить его нет возможности.
Прощается он с нами и отправляется узкою тропинкою вверх, по серой громаде, все выше и выше поднимаясь над обрывом. Чем то библейским и сказочным веет от его черной фигуры, удаляющейся от нас, извивами каменистаго пути. Утомительный путь предстоит ему. Черна будет ночь, когда он подойдет к воротам святой обители. <...>
Отец Симеон, вступив в роль хозяина (так как отец Петроний по русски вовсе не говорит), весело и настойчиво угощает. <...> Отец Петроний и отец Иоанн исправно оказывают нам компанию, а отец Симеон неизменно постничает. <...>
Отец Симеон прощается с нами. Отсюда <из Подгорицы> он пойдет пешком в свою убогую обитель. За четыре дня мы вполне сошлись с ним, успели его полюбить, и нам так жаль с ним расставаться. Теперь, когда я пишу эти строки, в тоскливой мгле северного утра, и с благодарностью вспоминаю об отце Симеоне, святая личность котораго окрасила трогательною поэзиею краткие дни моего странствования по склонам Черной Горы. Далеко от нас, он вырубает себе келью в диком камне, в поте чела воздвигает дом молитвы среди скал, трудится для торжества православия. Вся его жизнь - посильная лепта, вносимая в сокровищницу благочестия, подвижничества и молитвы. Такими людьми держаться на земле светлые заветы христианства, душу мира составляющие.
Да поможет Бог отцу Симеону в его тяжелом и святом труде! И пусть воздвигаемая им обитель в течение многих столетий служит напоминанием о его скромной и великой деятельности.
Полностью книгу князя Дмитрия Голицина (Муравлина) можно скачать по ссылке: "У синя моря" (1898).
|
Монастырь Дайбабе. 1920 |
И еще одно воспоминание современницы об о. Симеоне.
Мери Едит Дарем «Через сербские земли» (Meri Edit Durham «Through
the Land of the Serb»). 1904
|
Мери Едит Дарем (Meri Edit Durham)
|
Глава III. Острог
<…>Приближался вечер,
когда мы достигли нижнего монастыря, и служба в маленькой церкви только что
подошла к концу. Когда мы приблизились, архимандрит, сопровождаемый его малой
паствой, выходил из храма. Мы были сонными, грязными и голодными, и перспектива
еще одного разговора на сербском языке, прежде чем мы получим еду или отдых,
была для нас слишком тяжела. К нашему ужасу, нас отвели в приемную архимандрита.
Наше облегчено вздохнули, когда услышали слова "Vous parlez français, mesdemoiselles?"
(Дамы, вы говорите по-французски?) и нас представили высокому человеку в
длинных черных одеждах и высокой шапке православного священника. Необыкновенно
красивый, с длинными каштановыми волосами, которые ниспадали на плечи, он
скорее был похож на великолепный персонаж с картины Леонардо да Винчи, чем на
живого человека.
Он говорил мягко и
доброжелательно на странном ломаном французском языке, выражаясь короткими простыми
предложениями, умоляя нас сесть и говоря, что нам очень рады; «Потому что мы
христиане», - просто сказал он, - «и разве гостеприимство не является одной из
первых христианских добродетелей? Я в этот вечер здесь тоже гость. Но вы
проделали длинный путь, чтобы увидеть нас, это наименьшее, что мы можем сделать
для вас». Из Англии», - повторил он, - «в одиночку, всю дорогу из Англии, чтобы
увидеть Черногорию, quelle voyage! véritablement des héros! (какая поездка!
настоящие герои!) В Черногории вы в такой же безопасности, vous savez (вы
знаете), как и в ваших собственных домах, но путешествие по всей Европе - это
совсем другое!» Он объяснил, что архимандрит сожалеет, что наша комната так
долго готовится. «Это потому, что в последнее время мы принимали здесь паломников,
и нам пришлось разместить очень много людей. Вот почему не было удобного места
для вас, но скоро положат ковры, и закончат». Мы были в поражены и просили не
хлопотать так; но он не хотел слышать об этом. «О, это очень приятно для всех
нас знать, что в Англии существует такое хорошее мнение о Черногории, что две
дамы одни приехали в нашу страну и доверяют нам; что англичане захотели узнать о
нас!» Я чувствовала себя самозванкой; было неловко пользоваться гостеприимством
просто за то, что я принесла хорошие вести из Великобритании, но нашему щедрому
хозяину эта мысль казалась довольно простой и достаточной.
Он говорил только хорошее обо
всех. Он восхищался двумя маленькими мальчиками, которые пришли с обычной
холодной водой и кофе, - их статью, мускулами, их честными, открытыми лицами.
«Черногорские лица», - сказал он, - «ах! Но они прекрасны, мои верные
черногорцы! Это моя жизнь», - продолжил он, - «помочь этим бедным людям. У меня
есть церковь, маленькая, маленькая церковь, среди скал. Именно там я живу. Если
бы я знал, дамы, прежде, что вы путешествуете таким образом, мне было бы очень
приятно показать её вам. Но я не знал до вчерашнего дня»; и видя наше удивление
он добавил, с улыбкой: «О да, в этой стране, vous savez, каждый слышит о всех
незнакомцах».
Разговор был прерван известием,
что наши комнаты готовы, и мы прошли торжественным маленьким шествием к дому
через дорогу, два священника, четыре слуги и мы сами, и было принесено множество
извинений из-за бедности жилья. Когда мы вошли дорогие добрые люди делали
последние приготовления и обустроили две большие комнаты максимально комфортно.
Архимандрит убедился, что кувшины с водой были полны, что у нас было мыло, и с
кроватями всё в порядке. Затем оба джентльмена пожали нам руки, пожелали нам
спокойной ночи и удалились.<…>
Рано утром следующего дня
архимандрит и наш друг уже были на ногах и пришли, чтобы проводить нас на
завтрак, и попросили нас записать наши имена в книге посетителей. Мы выразили
все свои чувства, и нашу благодарность нашему доброму хозяину; он прошептал
благословение над нами, пожал руки и вскоре мы начали спускаться с горы.
Глава V. Церковь Богородицы
среди скал
Благим
примером направлял их в небо
И не давал им камня вместо хлеба.
Но коль лукавил грешник закоснелый,
Он обличал его в глаза и смело
Епитимью на лордов налагал.
Я лучшего священника не знал.
Не ждал он почестей с наградой купно
И совестью не хвастал неподкупной;
Он слову Божью и святым делам
Учил, но прежде следовал им сам.
Джефри Чосер «Кентерберийские
рассказы». «Священник»
Неровная дорога вела нас по широкой голой
равнине; сильный ливень размыл вид на мрачные горы на турецкой границе; ни
одного живого существа в поле зрения, кроме албанской женщины с ее несколькими
овцами, скорчившимися под подветренной стороной куста. Отрезанные от остального
мира туманом, мы проехали по одному из пустынных мест на земле в поисках
маленькой церкви среди скал. Внезапно вспыхнуло солнце, горячее и блестящее;
золотая и сияющая равнина дрожала, среди поднимающегося пара; облака разошлись,
откатились назад и обнажили горы вокруг нас, яростные, ярко-синие и такие же
одинокие, как в день их создания.
Два небольших скалистых холма
возвышались над равниной, и наш кучер внезапно остановился. «Вы должны идти
пешком», сказал он; «это недалеко», и указал на каменистую тропу вокруг холма. С
сомнением, мы пошли среди скал и диких гранатов, пока на повороте не достигли
хорошо обозначенной тропы и увидели высокую черную фигуру нашего друга,
ожидавшего нас в конце подъема. «Я увидел экипаж на равнине», - сказал он,
выходя вперед, - «и я знал, что это должны быть вы». Он сердечно приветствовал
нас и повел к своим маленьким владениям. Голая каменная стена, построенная на
склоне холма с большим деревянным крестом наверху, и крошечная хижина с клочком
земли рядом - это все, что можно было увидеть. Вокруг были дикие и нетронутые
скалы и кусты. «Моя маленькая церковь», - сказал он, провожая нас к входу, - «она
была построена не руками. Она была создана Богом. Его церковь среди скал». Он
перекрестился, и мы вошли.
Он зажег свечу и поднял её.
Мы были в длинной узкой пещере, которая была выдолблена водой, со следами сталактитов
на грубых стенах. В дальнем конце ярко горели алтарные свечи, освещая икону
Богоматери над ними, и делая остальную часть пещеры темнее. «Видите ли», -
сказал он, - «это истинная церковь! Разве она не в форме креста?» и он показал
нам, что с обеих сторон открывалась меньшая пещера, что создавало крест из грубого
нефа и трансепта (Трансепт (лат. trans – через + septum – перегородка) — поперечный
неф или несколько нефов, пересекающие под прямым углом основной неф в
крестообразном в плане здании. Возник в раннехристианских храмах, когда
усложнение литургии потребовало увеличить пространство перед алтарем и
апсидой.). Стены в алтарном конце были расписаны святыми и ангелами,
причудливыми и жесткими, с их архаичными византийскими формами в идеальном
соответствии с грубой обстановкой и, таким образом, истинными украшениями.
«Когда я служу здесь», - продолжил он, - «когда я молюсь в одиночестве, в
тишине, тогда ко мне приходят святые вещи, картины, изображения, и я рисую их
здесь, на стене». Он поднял свою свечу и осветил великую голову Христа. «Это
последнее, что я сделал. Но красок не осталось», - добавил он просто. «Я при
этом не знаю, верен ли мой путь. Думаю, что мне не понадобится много времени,
чтобы узнать это. Мои жалкие попытки доставляют удовольствие моим людям, и они
понимают».
Он повел нас к крошечному
трансепту слева. «Вот, видите, я сделал для них Гроб Господень»; и мы увидели
при свете маленькой свечи ковчег, покрытый черно-золотой тканью, и изображение
мертвого Христа. «Они приходят ко мне, бедные путники, для утешения, такие измученные,
такие страдающие. Я говорю им о Нем. Я привожу их сюда и показываю им раны на
Его ногах. Тогда они понимают это. Поэтому я могу научить их. Чтобы помочь
пострадавшим, - это религия. Иногда я пишу религиозные песни о видениях,
которые я вижу; свет, который нам дан, мы должны использовать, чтобы осветить
путь другим». Он выглядел вдохновленным, когда стоял там, величественная фигура
в чёрной рясе, со свечей в руках, похожий на путеводную звезду, свет алтарных
свечей освещал его тонкие одухотворенные черты, - одинокий страж этого
христианского форпоста. «Церковь Божья, построенная Его руками в пустыне;
заботиться о ней - это вся моя жизнь», - сказал он смиренно. Он погасил свечи,
и мы вышли на солнечный свет. Рядом с церковью он указал на вторую пещеру, с
источником чистой воды, возможно именно той, которая вырезала неф и трансепты. Она
позволяет этому пастырю выжить в этом безводном месте, и уходит под землю,
чтобы безмолвно прорубать себе русло сквозь камни.
Мы повернулись, чтобы
попрощаться с ним. «Но нет!» - воскликнул он: «Вы добрались так далеко, чтобы повидать
меня, я прошу вас немного отдохнуть в моём доме. Когда еще я снова увижу гостей
из Англии?» Он повел нам в свою хижину; где столь редки посетители, не только
из Англии, но и вообще из внешнего мира. Я думаю, что наше посещение вызвали в
его памяти целый ряд воспоминаний; поскольку он начал сразу маленькими
предложениями рассказывать историю своей жизни, и время пролетело незаметно,
искренне и быстро, время от времени поправляя черную мантию на своей груди
быстрыми драматическими движениями, которые подчеркивали его речь. Он получил
образование в русском университете, а затем уехал в Париж. Он сожалел, что не
посетил Лондон. «Казалось, так далеко», - сказал он; - «Теперь кажется, что я
был так близко!» Но все время горы звали его. «Я не могу жить в больших городах,
вдали от гор и моих бедных черногорцев. Именно здесь я и хотел быть. Я
собирался приехать сюда и построить большой монастырь. Но моя семья не хотела,
чтобы я посвятил свою жизнь религии. Мой дедушка был богатым человеком - не то,
что в Англии вы бы назвали богатым, но богатым в Черногории. Когда я ушел в
религию, он не дал мне денег. Я не смог выполнить свой план. Это была воля
Бога.
Моя призвание здесь. Чтобы
помочь моим бедным черногорцам сохранить свою веру. Что такое люди без веры?
Ах! Я путешествовал и видел грустные вещи. Но в вашей стране, дамы, люди держатся
за веру. Англиканская церковь и наша церковь имеют различия, это правда, но они
незначительны. Мы все христиане; Есть так много вопросов, с которыми мы можем
согласиться. Мы не должны позволять другим разделять нас. Ваша Церковь оказала
нам большую дружбу. Ваш архиепископ не так давно прислал нам письмо. Это
доставило нам огромное удовлетворение. Ваша Церковь - это Церковь; у вас есть
дьяконы, епископы; но в Швейцарии - протестанты - это я не могу понять. Это
грустно.
«Savez-vous», - продолжал он, - «я знаю, что
такое война. Я был солдатом в нашей последней войне. Мы все солдаты здесь,
понимаете». «Где вы были?» - спросила я его. «Это было в долине Зеты - турки вторглись».
В его широко раскрытых глазах промелькнул ужас, и он замолчал. «Слишком страшно
говорить об этих сценах; на войне все ужасно. Я видел это. Молю Бога, чтобы у
нас был мир. Но день бедствия приближается к моим бедным черногорцам. Ах, дамы,
вы понимаете. Они такие нецивилизованные и грубые, но такие хорошие, такие
простые. Вы, путешествующие среди них, знаете, как они хороши. Вы расскажете в
Англии - не так ли? - о моих бедных людях. Цивилизация приносит знания и
много-много чудес, но это не приносит счастья. Эти бедные добрые люди, они не
имеют ни малейшего представления о том, что такое жизнь в большом мире, и что
это происходит с ними. И я знаю, что это значит, эта цивилизация. Я жил в
Париже - в Париже, savez-vous», - неистово сказал он. «Все, что я могу сделать,
это помочь им сохранить веру. До сих пор они жили с Богом и горами. Здесь они
приходят ко мне, бедные, страдающие, они приходят ко мне за помощью. Иногда я даю
убежище пятнадцать путникам. Затем они рассказывают мне о своих бедах, и я
молюсь с ними. Некоторые из них», - признался он с сожалением, - «жили не
совсем правильно. Утром я служу в моей маленькой церкви, а затем они продолжают
свой путь с утешением. По воскресеньям приходит много людей, и я говорю им,
здесь, перед церковью, слова, которые мне даны. Человеку очень мало нужно в
этой жизни. У нас так мало времени на этом свете.»
Мальчик, его ученик и
единственный кто жил с ним в его ските, пришел с кофе, и, казалось, подавать
этот простой напиток доставляло нашему хозяину огромное удовольствие. Он
расспросил нас о наших родственниках и рассказал нам о своих. «Однажды», -
заметил он довольно небрежно, - «я был женат», но он не стал продолжать эту
тему. Он рассказал нам о тех днях, когда в Цетине было всего двадцать домов -
когда вожди страны встречались на совещании с князем, все сидели на земле в
голом сарае, где на ужин жарилась овца; как князь сидел под деревом и судил обвиняемых;
как не было ни дорог, ни городов, только несколько скоплений хижин под соломенными
крышами. Все это было только двадцать лет назад! Поэтическая, образная природа
черногорцев. «Он живет тем, что себе воображает. Даже сейчас вы видите, как он
носит свое ружьё, револьвер, нож! Ему нравится думать, что он охраняет свой дом
и свою землю. Оружие является для него символом. Ни один черногорец не хочет выходить
без оружия. Вечером, когда он возвращается в свою маленькую хижину, его
встречает жена. Она берет его ружье и кладет в угол. Его оружие откладывается в
сторону. Это его мир; он возвращается к своей жене и детям. Это старая жизнь.
Теперь даже говорят, что будет построена железная дорога. Но кто знает? Где можно
найти деньги для такого предприятия?» Действительно, железнодорожные компании и
все подобное казалось невероятно далеким, когда мы сидели в этой одинокой
хижине, слушая о надеждах и страхах этого аскета-провидца. Когда мы встали,
чтобы попрощаться, он остановился над нами в дверях и благословил.
Мы снова вышли в мир и
осмотрели грубую вересковую равнину. Турецкая пограничная крепость сияла белым
на склоне горы в трех милях отсюда, и никаких других признаков жизни не было,
когда мы смотрели на эту уединенную землю. Он прочитал наши мысли сразу. «Это
дикое место, да, и вы проделали трудный путь, чтобы увидеть меня. Мало кто из
иностранцев приезжал сюда. Однажды пришли три ваших соотечественника, но вы
первые англичанки. Это одиноко, и даже немного опасно. Не следует пытаться
пересечь равнину, в темноте, потому что есть плохие люди, которые грабят и
убивают. Вон там, это Албания. Им так легко добраться сюда. Даже прошлой ночью
были вооруженные люди; они подошли к моему маленькому дому и угрожали мне своим
оружием». «И что вы сделали?» - спросили мы взволнованно. «Я стоял здесь, -
просто сказал он, - и закричал им: «Господь Бог сказал: не убий». Потом они
ушли», - добавил он после некоторой паузы.
Какая сцена! Одинокая
бесстрашная фигура под ночным небом, и стая человеческих зверей, отступает со
страхом вниз по каменистой земле, когда они услышали из темноты «голос
вопиющего в пустыне». Мы попрощались. Несколько минут он стоял на вершине
тропы, наблюдая за нашим спуском, и когда мы повернули за поворот, мы увидели
его высокую темную фигуру, возвращающуюся к маленькой церкви, «которая является
его жизнью».
|
. |
Кто бы не проезжал мимо Дайбабе, встреча с о. Симеоном никого не
могла оставить равнодушным.
Н.К.
Готарлов «Княжество Черногория и поездка казанских гимназистов в июне 1902 года»
… Остановились на пути у иеромонаха о. Симеона Поповича, питомца
киевской духовной академии, который с необыкновенным терпением и трудолюбием
устраивает в скалистой горе пещеры и собственноручно расписывает их иконами.
Reginald Wyon «The Land
of the Black Mountain. The Adventures of Two Englishmen in Montenegro». 1903
Совсем недалеко от Подгорицы живет отшельник, чудесный человек, высекший
в живой скале крохотную часовенку, кладовую и ход, ведущий к часовне. Он только
что закончил ее, и мы вписали свои имена в его новую книгу, как его перве
посетители.
Отшельник, священник самых
изысканных манер и внешности, по имени Симеон Попович, был очень рад нашему
визиту. Он свободно говорил по-русски и по-французски; его история довольно
немного романтична.
До того, как он принял постриг, он
был солдатом и богатым человеком. Пока он отсутствовал в походе, его жена
сбежала, а родственники отобрали у него все деньги. Вернувшись домой, он
оказался без жены, обесчещенным и нищим. Затем он стал священником, и ему
явилось видение, показывающее ему Дайбабе, где он теперь живет, и повелевающее
ему пойти и построить церковь. Он отказался от предложения богатого прихода и
приехал в это место, не имея никаких средств, чтобы начать дело своей жизни. Не
имея возможности купить стройматериалы, он начал выдалбливать церковь в скале,
не имея никакой помощи и денег, кроме тех, что давали ему набожные, но крайне бедные
окрестные крестьяне. Труд, должно быть, был огромным, но он стоит памятником
человеческой настойчивости и веры.
Крестьяне почитают Симеона святым;
они приходят к нему со всех концов страны, принося своих больных, и, как
говорят, там было осуществлено множество исцелений. Он вегетарианец и питается
исключительно продуктами своего маленького сада.
|
Симеон Попович и его часовня. Фотография из книги Reginald Wyon «The Land of the
Black Mountain. The Adventures of Two Englishmen in Montenegro». 1903 |
П.А.
Россиев «Гнездо орлов. Путевыя впечатления в Черногории». 1914
Я припоминаю монастырь на горе Дай-Бабе. Неподалеку от албанской
границы. Это груда серых скал с черной пастью посредине; позади зеленеющия
горы, уходящия вершинами в небо. Черная пасть, это – вход в церковь, высеченную
в скале; над входом крест и икона божией матери. В пяти шагах от церкви стоит
маленький квадратный дом с четырьмя окнами. В нем живет настоятель монастыря.
Монахов нет. Против домика подымаются из густой травы два столба с
перекладиной, с которой спускается небольшой колокол. О бедности монастыря на
Дай-Бабе (да и других тоже) можно судить из того, что поденщику нечем
заплатить. Платят пчелами… Богомольцы приходят – кормить их нечем: хлеба нет.
<…>
Теперь многое меняется. Образование кладет на все свой мягкий,
умный отпечаток. На смену малограмотным попам-войникам идет образованное
духовенство и подчиняет массу своему авторитету, своим желаниям.
Мне разсказывали, что келью настоятеля монастыря на Дай-Бабе
посетил княжич Мирко. За чашкой кофе, среди беседы с настоятелем, он хотел
закурить папиросу.
Монах заметил княжичу:
– Высоченство, в святой обители сей не дозволяется курить.
И Мирко подчинился…
|
О. Симеон Дайбабский и академик др. Нико Симов Мартинович Фотография из семейного архива дочени Н. Мартиновича др. Милены Н. Мартинович
|
|
Дополнительно о Дайбабском монастыре и святом Симеоне Дайбабском можно почитать:
Комментариев нет:
Отправить комментарий